Свиток четвертый

В пору юности своей человек верит миру безусловно и бессознательно, если только жизнь не обходится с ним слишком уж сурово. Говоря по справедливости, кто из нас мог бы сетовать на свою жизнь? Фокс вырос на воле, под опекой своей бабки, словно дикий цветок, сильный, стойкий и гибкий; взращенная колдуньей Кира – тревожная и легкая, как ветер, но боль не оставила грубого рубца на ее душе. Я же жил среди мыслей и слов, среди сокровищ мудрости, которые таит в себе библиотека Храма; учителем моим был сам Яр Адар, и я был счастлив, веря в то, что мир может быть опасен, как острый клинок, но не жесток, как голодный зверь; я думаю, все мы верили в это. И далее.Впервые дрогнула наша вера, словно пламя свечи под порывом ледяного ветра, и как нам сохранить этот крошечный огонек среди зимней вьюги, как укрыть его в своих ладонях? Прежде двадцатой своей весны мы встретили ужас, и бессилие, и смерть; мы встретились с истинной тьмою и выжили; однако теперь наши души меняются, и нам остается лишь надеяться, что мы управляем этими переменами, а не они – нами.

Мы выехали из Ратора в сопровождении четверых Чуящих; их имена были Дэлмар, Ангус, Бэка и Вэнс. Я называю эти имена без опасения выдать тайну, но с глубокой скорбью, ибо двое из них умерли на наших глазах, о судьбе же еще двоих нам ничего не известно. Перед самым отъездом, у городских ворот, нас нагнал Яр Адар. Он отозвал меня в сторону и спросил, как мы намереваемся защищать Киру. Я наконец признался ему, что Кира и Таль обменялись обличием; он счел эту мысль удачной и велел, чтобы так и оставалось; Таль же в обличии Киры забрал с собой, чтобы отвести от нас опасность. Кроме того, он вручил мне книгу, завернутую в ткань, и наказал передать ее ректору Академии, а до того беречь, как зеницу ока. Я пообещал ему и спрятал книгу в переметную суму, к другим трем, среди которых была та самая магическая книга, которая потребовалась Кире, чтобы обменяться обличием с Таль.

Чуящие, ожидавшие нас, были нам незнакомы, и на одежде их не было никаких знаков различия, однозначно указывающих, к какому Храму они принадлежат. Дэлмар, главный над ними, дал понять, что нам лучше ничего не знать о них, а им – о нас, поэтому ехали мы хоть и вместе, но как бы и порознь. Несмотря на пережитое, мы шутили и смеялись, чувствуя себя в безопасности, а наши спутники только изредка оглядывались на нас покровительственно и с пренебрежением, будто мы были неразумными детьми. Наконец, мы доехали до опушки леса, и, после того, как охотник Ангус сходил в разведку, углубились в чащу. Каждый следующий шаг был шагом к гибели – отчего-то для меня призрачная граница между спокойной жизнью и неисчислимыми бедами, ведущими к смерти наших проводников, пролегла там, где начинался тот лес. Впрочем, не зная этого, мы лишь дивились, как причудливо растут деревья, огибая своими кронами пустые пространства, будто бы там когда-то располагалось нечто крупное и тяжелое. В зарослях по обе стороны от тропы что-то мелькало, едва заметное, но оно не издавало шума и не приближалось, поэтому мы продолжали путь, покуда не добрались до поляны, где устроили привал. Деревья на противоположной стороне образовывали арку и тоннель за нею; вскоре оттуда вышла немолодая уже женщина и вступила в беседу с Дэлмаром. Он как будто просил ее о чем-то, она отказывала и, наконец, ушла. На наши вопросы Дэлмар не отвечал, как и другие Чуящие, но когда мы выразили желание пойти и посмотреть, что в конце тоннеля в чаще, они не стали нас останавливать.

Мы втроем отправились туда и дошли до поляны, где встретили молчаливого рыцаря, стража этого зачарованного места. Фокс попросил у него позволения увидеться с женщиной, которая говорила с Дэлмаром, и рыцарь открыл для него магический проход; мы с Кирой попытались пройти за ним, но там, куда мы попали, ни Фокса, ни женщины не оказалось. Это был большой каменный зал, с высокими потолками, который будто бы поддерживали на копьях гигантские статуи рыцарей, выстроившиеся вдоль стен. Тьму рассеивало свечение, исходящее от удивительного магического творения в дальнем конце зала: в воздухе над большой каменной плитой медленно поворачивался вокруг своей оси сгусток голубого сияния, опоясанный кольцами из символов незнакомого мне языка. Каменная плита напомнила нам о саркофаге, и, содрогнувшись при мысли о том, кто может покоиться - или же томиться в заключении - под нею, мы поспешили вернуться на лесную поляну и дожидаться там Фокса. Фокс же, следуя за рыцарем, встретился под землею с той женщиной и узнал ее имя - Этель. Она показала ему чудеса даже более удивительные - древний город, стоявший когда-то на этом самом месте и целиком ушедший в недра земли; я хотел бы вернуться и побывать там сам, однако путь туда отныне лежит через землю, пропитанную человеческой жертвенной кровью и оскверненную темными ритуалами; смогу ли я ступить на нее?

Мы возвратились в лагерь, как дети после игр в лесу спешат возвратиться домой, к взрослым. У костра Ангус-охотник выскабливал дурно пахнущую шкуру какого-то животного, Бэка что-то писала тайнописью в небольшой книжечке, молодой Вэнс дремал, а Дэлмар предложил нам выпить, и мы не сумели отказаться. Вскоре я захмелел и очнулся только поутру, с тяжелой головой и сухостью во рту; чувствовал я себя скверно и почти ничего не делал, тогда как Фокс вновь пошел к волшебнице Этель и просил ее открыть пространственный коридор через лес прямиком до столицы Таллаха. То Дэлмар его научил, не желая тратить на дорогу две или три недели; волшебница не благоволила Чуящим, но снизошла до просьбы моего друга Фокса и сотворила проход.

И мы двинулись в путь. Лес изнутри магического коридора казался как бы смазанным, будто его нарисовали на холсте и провели по нему мокрыми пальцами. Магия Этель уничтожала расстояние - путь до Паракаллы сократился в несколько раз, и мы уже волновались, предвкушая знакомство с Академией и ее ректором, другом Яр Адара. Фоксу было тревожно еще и по некой иной причине, и я, желая успокоить его, сказал: “Здесь с нами четверо Чуящих, нам нечего опасаться”.
Можно было подумать, что темные силы снаружи коридора услышали мои слова. Длинная, небывало гибкая угольно-черная конечность прорвала стену и, схватив кого-то из Чуящих, ехавших впереди нас, стащила его с седла. То, что случилось после, отпечаталось в моей голове не последовательностью событий, но отдельными ужасными картинами: вот пространственный коридор схлопывается, затягивая в себя охотника Ангуса; вот рука по очереди вытаскивает из тоннеля двоих - то были Дэлмар и Бэка; вот Фокс пытается обороняться при помощи посоха от рук, которые, теперь во множестве, тянутся к нам; вот в огромный уже разрыв в стене входит человек со спутанными волосами и смуглой кожей; его пальцы унизаны перстнями, черные руки вырастают из его спины; после этого одна из конечностей схватила меня и также стащила с седла, и я потерял сознание.

Мы трое - я, Фокс и Кира - очнулись в клетке из деревянных прутьев, перевязанных друг меж другом сон-травой. Вокруг нас была лесная чаща, тем более темная, что уже наступили сумерки. В отдалении были сложены дорожные сумки, тюки и прочая поклажа, но мы не могли различить, были ли это наши вещи. В нескольких десятках шагов от нас горел костер. Вкруг него стояли фигуры в длинных темных одеяниях, среди которых я узнал человека, напавшего на пространственный коридор. Чуящих нигде не было видно, и мы вполголоса заговорили между собою о том, что произошло, и пытались изобрести способ выбраться из клетки, однако вскоре увидели, как к костру тащат бесчувственного Дэлмара. Человек с черными руками, читая заклятие на древнем наречии инаэ, занес над Чуящим кинжал, и, как бы мы ни кричали, умоляя чернокнижника остановиться, перерезал ему горло. О, ужас! Земля под телом несчастного, залитая его кровью, разверзлась, и нечто, напоминающее истлевшую морду огромного дракона, показалось из нее. Чудовище проглотило тело и вновь ушло под землю, не оставив и следа - будто Чуящего Дэлмара никогда не существовало. Страшная смерть выпала на долю этого служителя Храма, и страшное погребение, в котором он, быть может, никогда не обретет покоя; однако я верю, что судьба все же обойдется с его духом милостиво и подарит ему блаженное небытие.

В то же самое время Фокс, используя сон-траву, погрузился в транс, чтобы просить помощи у Фэла, мальчика-дракона, и успешно, ибо заговорил голосом Фэла. Устами Фокса дракон велел главе чернокнижников подойти к нам, назвал ему свое долгое древнее имя и потребовал освободить его из ловушки, в которой очутился. Чернокнижник записал его имя в маленькую книжицу и вернулся к костру, и мы с тревогой и надеждой ждали, что он освободит нашего друга Фэла, чем бы это ни закончилось, однако он только приказал что-то своим приспешникам, и вскоре они привели Чуяющую Бэку. Вновь мы молили их прекратить ненужное жертвоприношение, но тщетно: Бэку постигла участь та же участь, что и Дэлмара; словно ее тело, ее мысли, само ее существо значили не более чем кровь агнца, предназначенного на заклание!

В отчаянии, я сам решил поговорить с Фэлом - по счастью, сон-травы у нас было достаточно. К моему удивлению, мне удалось вновь попасть в его туманное пространство, и я с горечью спрашивал, вправду ли он хочет человеческих жертв, и укорял его. Тогда он сказал, что смерти ему ни к чему. Очнувшись, я закричал: “Остановитесь! Ему не нужна жертва!” Чернокнижник вновь приблизился к нам, и я повторил, что сказал. Чернокнижник обратился прямо к Фэлу на древнем наречии, и вдруг тот отвечал: “Мне нужно пять жертв!” Я думаю, что все мы успели проститься с жизнью, пока чернокнижник шел к костру. Вдруг из его спины взметнулись черные руки и схватили пятерых его приспешников; глава выкрикнул заклятие. Хоть я и библиотекарь, но не знаю слов, чтобы описать то, что случилось вслед за этим; к тому же, наша клетка перевернулась, и на некоторое время мы были лишены возможности наблюдать за происходящим у костра. Притом я не был уверен, что мой друг Фокс мог за чем-либо наблюдать, ибо дракон Фэл вселился в него в полной мере и доставлял ему определенные неудобства.

Выбравшись из клетки, дивясь произошедшим чудесам, темным и кровавым, но все же поразительным, мы разошлись по лагерю. Глава чернокнижников лежал у костра без сознания, и мы связали его, а я к тому же забрал у него книжицу с именами драконов; но убивать его мы не стали, ибо даже не мыслили уподобиться ему и запятнать свои руки кровью безоружного и беспомощного; кроме того Фокс, тяготящийся соседством с Фэлом, хотел использовать как сосуд для духа дракона тело того, кто убил наших спутников и пленил нас. Мы привели чернокнижника в чувство; он назвался Нагаратом и смотрел на нас с пренебрежением, но на сделку, предложенную Фоксом и Фэлом, как мне показалось, охотно согласился. Решившись на риск, мы развязали его, и он потребовал у меня вернуть ему книжицу; пришлось подчиниться. Затем мы выяснили, что для переселения необходима жертва, однако это вовсе не обязательно должна быть человеческая кровь или жизнь - достаточно дорогого сердцу предмета. Я предложил свои пергаменты, в которых описано мое путешествие с Валечкой в Южный Предел, ибо никогда не имел ничего дороже, но Фокс решился отдать свои гадальные карты и стоял на этом. Так и порешили.

Хотя ни я, ни Кира не участвовали в ритуале, в нашей памяти навсегда отпечатался образ взлетающего дракона, в которого обратился чернокнижник Нагарат. Древнее создание, ужасное и величественное, соединилось в одном теле с убийцей и темным магом, и, осознав это, мы впервые прислушались к голосу разума, который шептал: “Вы сотворили чудовище”. Ибо истинное чудовище - не дракон, но тот, кто имеет силу и желание творить зло; Фэл обладает силой, а Нагарат - желанием, и их союз, если только наш друг Фэл не одержит верх в их внутренней борьбе, потрясет весь мир. Однако ни к чему лить слезы прежде, чем несчастье произошло. Мир крепок, люди сильны, а великие маги желают добра; они - рыцари, коим предначертано вступать с чудовищами в схватку, чтобы одержать блистательную победу.