И еще много Ладыженского. Пожалуй, один из лучших современных поэтов.
Много. Есть смешное, есть такое, что за душу берет.КАСЫДА О ВЗЯТИИ КАБИРА
Не воздам Творцу хулою за минувшие дела,
Пишет кровью и золою тростниковый мой калам,
Было доброе и злое – только помню павший город,
Где мой конь в стенном проломе спотыкался о тела.
Помню: в узких переулках отдавался эхом гулким
Грохот медного тарана войска левого крыла,
Помню: жаркой требухою, мертвым полем под сохою,
Выворачивалась площадь, где пехота бой вела.
Помню башню Аль-Кутуна, где отбросили к мосту нас,
И вода тела убитых по течению влекла,
Помню гарь несущий ветер, помню, как клинок я вытер
О тяжелый, о парчовый, кем-то брошенный халат,
Помню горький привкус славы, помню вопли конной лавы,
Что столицу, как блудницу, дикой похотью брала.
Помню, как стоял с мечом он, словно в пурпур облаченный,
А со стен потоком черным на бойцов лилась смола –
Но рука Абу-т-Тайиба ввысь указывала, ибо
Опускаться не умела, не желала, не могла.
Воля гневного эмира тверже сердцевины мира,
Слаще свадебного пира, выше святости была.
Солнце падало за горы, мрак плащом окутал город,
Ночь, припав к земле губами, человечью кровь пила,
В нечистотах и металле жизнь копытами топтали,
О заслон кабирской стали знатно выщерблен булат!
Вдосталь трупоедам пищи: о стервятник, ты не нищий!..
На сапожном голенище сохнет бурая зола.
Над безглавыми телами бьется плакальщицей пламя,
Над Кабиром бьет крылами Ангел Мести, Ангел Зла,
Искажая гневом лица, вынуждая кровь пролиться –
Плачь, Златой Овен столицы, мясо бранного стола!
Плачь, Кабир – ты был скалою, вот и рухнул, как скала!
…Не воздам Творцу хулою за минувшие дела.
КАСЫДА СОМНЕНИЙ
Седина в моей короне, брешь в надежной обороне,
Поздней ночью грай вороний сердце бередит,
Древний тополь лист уронит,– будто душу пальцем тронет,
И душа в ответ застонет, скажет: "Встань! Иди.."
Я – король на скользком троне, на венчанье – посторонний,
Смерть любовников в Вероне, боль в пустой груди,
Блеск монетки на ладони, дырка в стареньком бидоне,
Мертвый вепрь в Калидоне,– в поле я один,
Я один, давно не воин, истекаю волчьим воем,
Было б нас хотя бы двое… Боже, пощади!
Дай укрыться с головою, стать травою, стать молвою,
Палой, желтою листвою, серебром седин,
Дай бестрепетной рукою горстку вечного покоя,
Запах вялого левкоя, кружево гардин,
Блеск зарницы над рекою,– будет тяжело, легко ли,
Все равно игла уколет, болью наградит,
Обожжет, поднимет в полночь, обращая немощь в помощь –
Путь ни сердцем, ни наощупь неисповедим!
Здесь ли, где-то, юный, старый, в одиночку или стаей,
Снова жизнь перелистаю, раб и господин,
Окунусь в огонь ристалищ, расплещусь узорной сталью,
Осушу родник Кастальский, строг и нелюдим, –
Кашель, боль, хрустят суставы, на пороге ждет усталость,
"Встань!" – не стану. "Встань!" – не встану.
"Встань!" – встаю. "Иди…"
-из "Терций"-
Великое Дао,
Скажи, пожалуйста:
Какого хрена?!
В толпе легко быть одиноким.
Жетон метро – ключ к просветленью.
Спускаюсь вниз.
Каково в аду?
Посмотреть
Иду.
Великий дар
Небесного Отца –
Уменье что-то сделать до конца.
Сняв штаны, на площадь вышел.
Наклонился для удобства.
Нет, не пнули. Очень странно.
Козлы!
С рогами!
Уйду от мира.
У быдла есть особенность: оно –
Всегда не ты.
И это восхищает.
Циник в вольном переводе
С языка Эсхила и Софокла
Есть банальный сукин сын.
Чем дальше,
Тем спокойнее
Люблю.
Одним прекрасным утром
Понимаешь,
Что сердце – это тоже потроха.
Я в жизни ничего не понимаю
И не пойму. Вот в этом-то вся прелесть
Уменья жить.
Какое неожиданное счастье –
Внезапно стать
Предметом воровства!
БАЛЛАДА О КУЛАКЕ
Шел монах за подаяньем,
Нес в руках горшок с геранью,
В сумке сутру махаянью
И на шее пять прыщей.
Повстречался с пьяной дрянью,
Тот облил монаха бранью,
Отобрал горшок с геранью
И оставил без вещей.
И стоит монах весь драный
И болят на сердце раны,
И щемит от горя прана,
И в желудке – ничего.
И теперь в одежде рваной
Не добраться до нирваны
Из-за пьяного болвана,
Хинаяна мать его!
И монах решил покамест
Обратиться к Бодхидхарме,
Чтоб пожалиться пахану
На злосчастную судьбу,
И сказать, что если Дхарма
Не спасет его от хама,
То видал он эту карму
В черном поясе в гробу!
И сказал Дамо:
– Монахи!
Ни к чему нам охи-ахи,
А нужны руками махи
Тем, кто с ними не знаком.
Пусть дрожат злодеи в страхе,
Мажут сопли по рубахе,
Кончат жизнь они на плахе
Под буддистским кулаком!
Патриархи в потных рясах –
Хватит дрыхнуть на матрасах,
Эй, бритоголовых массы,
Все вставайте, от и до!
Тот, чья морда станет красной,
Станет красным не напрасно,
Не от водки и от мяса,
А от праведных трудов!
Лупит палкой тощий старец,
Восемь тигров, девять пьяниц,
Эй, засранец-иностранец,
Приезжай в наш монастырь!
Выкинь свой дорожный ранец,
Подключайся в общий танец,
Треснись, варвар, лбом о сланец,
Выйди в стойку и застынь!
Коль монаху плохо спится,
Бьет ладонью черепицу;
Коль монах намерен спиться –
Крошит гальку кулаком!
А приспичит утопиться –
Схватит боевую спицу,
Ткнет во вражью ягодицу –
И с хандрою незнаком!
У кого духовный голод,
Входит в образ богомола
И дуэтом или соло
Точит острые ножи,
Кто душой и телом молод,
Тот хватает серп и молот,
Враг зарезан, враг расколот,
Враг бежит, бежит, бежит!
Шел монах за подаяньем,
Нес в руках горшок с геранью,
В сумке – палку с острой гранью,
Цеп трехзвенный и клевец.
Повстречался с пьяной дрянью,
Ухватил за шею дланью,
Оторвал башку баранью –
Тут и сказочке конец!
БАЛЛАДА СУДЬБЫ
Я не знаю, какая строка обернется последней,
На каком из аккордов ударит слепая коса,
Это вы – короли; я – наследник, а может, посредник,
Я – усталое эхо в горах. Это вы – голоса.
Перекрестки дорог – узловатые пальцы старухи,
Я не знаю, какой из шагов отзовется бедой,
Это вы – горсть воды; я – лишь руки, дрожащие руки,
И ладони горят, обожженные этой водой.
У какого колодца дадут леденящей отравы,
Мне узнать не дано, и глоток будет сладок и чист,
Это вы – соль земли; я – лишь травы, душистые травы,
Вы – мишень и стрела, я – внезапно раздавшийся свист.
От угрюмых Карпат до младенчески-сонной Равенны
Жизнь рассыпалась под ноги звоном веселых монет,
Вы – горячая кровь; я – ножом отворенные вены,
Вы – июльское солнце, я – солнечный зайчик в окне.
День котомкой висит за спиной, обещая усталость,
Ночь укроет колючим плащом, обещая покой,
Это вы – исполины; я – малость, ничтожная малость,
Это вы – гладь реки, я – вечерний туман над рекой.
Но когда завершу, упаду, отойду в бездорожье,
Замолчу, допишу, уроню, откажусь от всего,
Вас – великих! могучих! – охватит болезненной дрожью:
Это он, это мы, и какие же мы без него…
БАЛЛАДА ПРИМЕТ или ПОДРАЖАНИЕ ВИЙОНУ
Я знаю мир – он стар и полон дряни,
Я знаю птиц, летящих на манок,
Я знаю, как звенит деньга в кармане
И как звенит отточенный клинок.
Я знаю, как поют на эшафоте,
Я знаю, как целуют, не любя,
Я знаю тех, кто "за" и тех, кто "против",
Я знаю все, но только не себя.
Я знаю шлюх – они горды, как дамы,
Я знаю дам – они дешевле шлюх,
Я знаю то, о чем молчат годами,
Я знаю то, что произносят вслух,
Я знаю, как зерно клюют павлины
И как вороны трупы теребят,
Я знаю жизнь – она не будет длинной,
Я знаю все, но только не себя.
Я знаю мир – его судить легко нам,
Ведь всем до совершенства далеко,
Я знаю, как молчат перед законом,
И знаю, как порой молчит закон.
Я знаю, как за хвост ловить удачу,
Всех растолкав и каждому грубя,
Я знаю – только так, а не иначе…
Я знаю все, но только не себя.
БАЛЛАДА О КРАСНОЙ СМЕРТИ
Когда в Гималаи вползает тоска
Длинная, как удав,
И ветер трепещет у скал на клыках, –
Для скал и ветер – еда,
А снег превращается в пламя и медь,
И воздух от памяти ржав, –
Тогда в Гималаи приходит Смерть,
Красная, как пожар.
Запястья у Смерти, как шелк, тонки,
Тонки, как стальная нить,
В глазницах у Смерти текут зрачки –
Огни, смоляные огни,
А в пальцах у Смерти удавкой-змеёй –
Надежд исторгаемых стон,
И алый тюрбан на главе у неё,
Каких не носит никто.
Когда в Гималаях закат, как плащ,
Где пурпур, кармин и яд,
И вечер над днем, как над жертвой палач,
Встает, безнаказан и пьян,
А звезды вершат свою кровную месть
Рогатым обломком ножа,
Тогда в Гималаи приходит Смерть,
Красная, как пожар.
Печаль на высоком ее челе –
Печать угасших лучей,
Она беспощаднее тысячи лет
Войны и звона мечей,
Багряный сапог шелестит меж камней,
Ступает в земной грязи, –
И в этот час ни тебе, ни мне
Встреча с ней не грозит.
Когда в Гималаи приходит Смерть
Как в чашу приходит вино,
Ты можешь решиться, рискнуть, посметь
Упасть и подняться вновь,
Восстать из праха, из гроба, со дна,
Но только в другом беда –
Когда в Гималаи приходит она?!
Никто не знает, когда.
И мы рискуем, встаем, идем,
Надеясь, что где-то там
Рыдает вечер над умершим днем,
А горы остры, как сталь,
Что небо в кудри втирает хну,
Что кровь снегов горяча,
Что Смерть в Гималаи пришла отдохнуть,
И мы угадали час.
V. НА СМЕРТНОМ ОДРЕ (из "Одиссея")
Я стоял против Сциллы, теряя последние силы.
На бессмертное зло покушался со смертным копьем.
Мне сказали: мой милый! К чему торопиться в могилу?
Даже боги, и те… Я стоял, настояв на своем.
Как светло! Иногда хорошо умирать под луною…
Убивал женихов? – нет, не помню. Должно быть, не я.
Троя? море? циклоп?! Лишь одно возле ложа со мною:
Я стоял против Сциллы. Стоял против Сциллы. Стоял…
СЕКРЕТ УСПЕХА
Неинтересно писать о счастье,
Счастливый скучен для книжной полки, –
Давай загоним счастливых в чащу
И пусть счастливых кусают волки.
А чтоб дела были в меру плохи,
То пусть волков искусают блохи.
-из поэмы "Иже с ними"-
Едут лорды с леди
На велосипеде,
А за ними гном
На ведре вверх дном.
А за ним бароны
На зубцах короны,
Феи на драконе,
Эльф на лепреконе,
Змей на василиске,
Пять грифонов в миске,
Зомби и вервольфы
В "Ауди" и "Вольво",
Маги в колымаге,
Ведьмы на метле.
Глори алиллуйя,
Фэнтези ура!
Вдруг из подворотни
Великан,
Ушлый и чипастый
Киберпанк.
Быть беде! –
Весь в Винде,
И с дискетой кое-где.
"Вы из книжек для детишек,
Я вас мигом проглочу!
Проглочу, проглочу, не помилую!"
Киберпанк, киберпанк, киберпанище,
Ох, братва, пропадай,
кто не пан еще!
Феи задрожали,
ГрифонЫ заржали,
Леди другу-лорду
Оттоптали морду,
Гном от василиска
Оказался близко
И, вильнув бедром,
Скрылся под ведром.
А метла
Понесла –
Травмам ведьм нет числа!
Только маги в этой саге
Рады бою на бумаге,
Хоть и пятятся назад,-
Артефактами грозят:
"Нас на пушку не бери,
Нас на панк не кибери,
Пусть и мы, блин, не иридий –
Так и ты, блин, не берилл!"
И назад еще дальше попятились.
И сказал Владыка Зла:
"Кто ответит за козла?
Кто поборет силу вражью
В розницу и потиражно,
Я тому богатырю
Пять рецензий подарю
И рекламу в "Плейбое" пожалую!"
"Не боимся мы его,
Киберпанка твоего,
Мы отвагой,
Мы бумагой,
Мы обложками его!"
Но увидевши тираж
(Ай-ай-ай!),
У драконов скис кураж
(Ай-ай-ай!),
По прилавкам дрожа разбежалися:
Киберпаньих чипов испугалися.
Вот и стал киберпанк победителем,
Всех торговых лотков повелителем,
Вот он ходит, чипастый, похаживает,
Ненасытный процессор поглаживает:
"Отдавайте мне ваших читателей,
Я сегодня их за ужином скушаю!"
Фэнтези плачет-рыдает,
Фентези громко страдает:
Нет, ну какой же фантаст
Друга-читателя сдаст,
Чтоб ненасытное чучело
Бедную крошку замучило!
Но однажды поутру
Со страницы horror.ru
Правду-матку отмоча,
Так и врезали сплеча:
"Разве ж это киберпанк?
(Ха-ха-ха!)
Кто такое накропал?
(Ха-ха-ха!)
Киберпанк, киберпанк, киберпашечка,
Жидкостулая порнуха-графомашечка!"
Побледнели чародеи:
"Ах вы, жутики-злодеи!
Вам ведь слова не дают,
Вас и так не издают!"
Только вдруг из-за созвездья,
С лазерным мечом возмездья,
В звездолете, с кучей книг,
Мчится космобоевик:
Взял и грохнул киберпанка
Залпом лазерного танка.
Поделом самозванцу досталося,
И статей про него не осталося!
-оттуда же-
Уронили книжку на пол!
Автор – бездарь!
Автор – лапоть!
Все равно ее не брошу:
Дочитаю – и по роже!
ИЗ ПОДСЛУШАННОГО
…Вот это, мол, гений!
Из нашего теста!
Вот это, мол, светоч,
Костер среди тьмы!
А рвань – это вызов!
А пил – в знак протеста!
А то, что развратник –
Не больше, чем мы!
-из "Мэйлов русскому другу"-
Был в борделе. Думал, со смеху не встанет.
Дом терпимости эпохи Интернета:
Тот к гетере, этот к гейше иль к путане…
Заказал простую блядь – сказали, нету.
Поживем еще. А там и врезать дуба
Будет, в сущности, не жалко. Может статься,
Жизнь отвалит неожиданно и грубо,-
Все приятнее, чем гнить вонючим старцем.
Сядем где-то между Стиксом и Коцитом,
На газетке сало, хлеб, бутылка водки,
И помянем тех, кто живы: мол, не ссы там!
Все здесь будем. Обживемся, вышлем фотки.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
Мне всегда попадались евреи
неправильной масти –
Оголтелые в драке,
Безудержные во хмелю,
С засапожным ножом
и особенным взглядом на счастье.
Я любил их, неправильных.
Я их поныне люблю.
Мне всегда попадались евреи
с дырою в кармане,
Без гешефта и пейсов,
Зато с ломовым кулаком.
Им ядрёная Маня давала
без стимула "money", –
А с другими евреями, каюсь,
Я был незнаком.
Редко резали крайнюю плоть –
лучше уши Ван Гогу! –
Но под "Графскую" сальца
Нарезать любой был мастак.
И когда старый ребе просил
охранять синагогу,
То менты козыряли, гуляючи мимо поста.
Да, мы были плохими евреями, –
пасынки Торы,
Уклонисты Талмуда,
С веселостью злою в глазах,
Но в обиде, один на толпу,
взгляд впивался: "Который?.."
Я люблю вас, ребята.
Я это от сердца сказал.
-без названия-
Тех, кого считают сильным,
Почему-то не жалеют:
Дескать, жалость унижает,
Дескать, жалость ни к чему.
Им положена гитара,
Да еще пустой троллейбус,
Да еще… А впрочем, хватит,
Слишком много одному.
Те, кого считают сильным,
По привычке зубы сжали,
По привычке смотрят прямо
На любой пристрастный суд.
Слабым вдвое тяжелее –
Им нести чужую жалость,
Да еще… А впрочем, хватит –
А не то не донесут.